Захаров Г.Н. ("Я- истребитель")

. . .

— Инженер, пожелай мне сегодня сбить что-нибудь... Косицкий, которого насторожило это "что-нибудь" — а его всегда настораживало все, что могло указать на озабоченность пилота перед вылетом, — почувствовал неясное беспокойство и пожелал так истово, что Свитченок вдруг улыбнулся, сощурил глаз и закрыл фонарь. Вскоре инженер видел растворяющуюся в небе точку — боевую машину, в которой сидел человек, с трудом достающий до педалей...

— Инженер, — сказал Свитченок минут через сорок, когда зарулил "як" на свое постоянное место, — с тебя причитается!

— Ну?! — обрадовался Косицкий, увидев Свитченка живым, невредимым и разом освобождаясь от всех своих предчувствий. — Сколько же?

Он спросил из любопытства, чтобы поддержать разговор, не думая ни о чем, кроме того, что Свитченок вот вернулся и с ним ничего не случилось в этом полете.

— Порядком!.. — деловито сказал Фомич. — Можешь обанкротиться...

— Ну да! — улыбнулся инженер такому размаху.

— Точно, — серьезно подтвердил Свитченок, — сбил два "юнкерса".

Это уже была сама реальность.

Фомич, который в полку считался человеком своенравным и не без причуд, в воздухе был напорист и изобретателен. Он, без сомнения, входил в число наиболее сильных летчиков, но до поры до времени этого как-то не замечали— слишком большая нагрузка лежала на каждом.

Так вот в тот день, сопровождая возвращающиеся "илы", Фомич услышал в наушниках голос радиостанции наведения, "Утес" взывал к истребителям:

— "Арканы"! "Арканы"! Правее вас "юнкерсы"!

"Арканы" быстро сориентировались в сложившейся ситуации. А ситуация была такая: большая группа Ю-88, оторвавшись от истребителей сопровождения, приближалась к позициям наших наземных войск. ФВ-190 несколько в стороне вели ожесточенный бой с двумя парами наших истребителей, которые, очевидно, пытались атаковать "юнкерсы", но прорваться к ним не смогли. Но они оттянули на себя все охранение, и теперь двадцать две гитлеровские машины шли в плотном строю без сопровождения.

Михаил Точков с ведомым поспешил на помощь нашим истребителям и связал боем четыре ФВ-190, которые все-таки спешили догнать ушедшие вперед бомбардировщики. Вторая пара "яков" — младший лейтенант Зверев с ведомым — продолжала вести шестерку Ил-2. Таким образом, роли определились — Фомичу с ведомым младшим лейтенантом Стеблянко достались 22 "юнкерса"!

Раздумывать было некогда: бомбардировщики приближались к переднему краю. Фомич истово, на все поднебесье, пожалел о том, что кроме него поблизости нет хотя бы еще одной пары истребителей. И потом еще не раз жалел, вспоминая этот бой. Тем не менее все, что было в его силах, он сделал.

При разборе этого боя на земле выяснилось, что два наших летчика выполнили до пятнадцати атак. Не обращая внимания на плотный огонь стрелков, Фомич по всем правилам тактики воздушного боя сначала атаковал ведущего головного звена Ю-88 и сбил его. Младший лейтенант Стебленко сбил ведомого. После этого Фомич сбил ведущего второго звена. При этом, разумеется, строй немцев развалился, началась каша — бомбардировка была сорвана.

Три бомбардировщика, сбитые двумя истребителями в одном бою, — отличный результат! Но в официальном донесении, кроме того, сообщалось: "...можно полагать, что еще несколько Ю-88 было повреждено, так как оба летчика ясно видели отлетающие куски дюралевой обшивки". Вот это "можно полагать" долго еще смущало Фомича. Он был уверен, что деться тем — предполагаемым, от которых во все стороны отлетали куски, — кроме как отвесно вниз, было не куда. Однако для учета сбитой техники требовалось обязательное подтверждение, а подтверждение получить удавалось не всегда. Так и записали за Свитченком за боевой вылет — 14 июля 1943 года — два сбитых Ю-88, хотя, скорее всего, их было больше.

. . .

лето 1943г