. . .
Несколько групп «юнкерсов» и «хейнкелей», нагруженных бомбами, с разных сторон приближались к Малой земле. Патрулируя в воздухе, мы стали считать вражеские самолеты и сбились со счета.
Фашисты тоже заметили советских истребителей. Но что сможет сделать небольшая группа летчиков против такой силы! Уж теперь-то они, экипажи бомбовозов, сбросят свой смертоносный груз по назначению. А «мессершмитты» зажмут эту ничтожную шестерку «яков». Экипажи вражеских бомбардировщиков думали, что затерявшиеся в общем строю громадных «юнкерсов» и «хейнкелей» истребители Ме-109 с их тонким и хищным профилем останутся незамеченными и смогут внезапной атакой уничтожить наших патрулирующих истребителей.
Но командир дивизии полковник Дзусов, находившийся ча станции наведения, прекрасно видел воздушную обстановку и своевременно предупредил истребителей о приближении больших групп вражеских бомбардировщиков. Он приказал нам атаковать бомбардировщиков, на них же нацелил и группу истребителей из соседнего авиационного полка, вылетевшую на прикрытие десантников на Малой земле.
— Четверке Павлова атаковать бомбардировщиков, — приказал по радио ведущий нашей группы Алексей Приказчиков. — Я атакую «мессеров».
С разворота мы вышли на первую вражескую группу, ударили сбоку. Тот, которого я накрыл пушечной пулеметной трассой, загорелся, начал скользить на крыло, сбивать пламя. «Горит! Фашист горит!» — донеслись взволнованные голоса летчиков. Быстро осматриваюсь; в небе вспыхнуло несколько костров. Но считать некогда, на подходе еще две группы бомбардировщиков. Передаю по радио:
— Бьем головную девятку справа и сзади.
Крутым разворотом вправо, прикрываясь лучами зал ходящего солнца, выходим на курс, параллельный вражеским бомбардировщикам. Смотрю за борт самолета, вниз, туда, где, тесно прижавшись друг к другу, в четком строю девяток плывет лавина «юнкерсов». Перед атакой энергично качнул с крыла на крыло. Это сигнал Для ведомых: рассредоточиться, как и было сказано еще на земле. Напоминаю по радио:
— Приготовиться!..
Быстро оглядываюсь назад — все ли на месте, нет ли сзади вражеских истребителей. Снова смотрю вперед, определяю момент ввода самолета в пикирование. По радио передаю одно только слово:
— Атака! — И бросаю истребитель в пике. Ведомые самолеты несутся за мной в длинному остром, как пика, пеленге. Машины врага приближаются быстро. Уже видны кабины, черные, в белой окантовке кресты на крыльях. Легким, привычным движением ручки, педалей выношу перекрестие прицела в нужную, рассчитанную для поражения точку и, выждав еще какую-то долю секунды, открываю огонь.
Проскочив над группой вражеских бомбардировщиков на скорости, допустимой только в бою, наши «яки» легко от них отрываются, и, выйдя вперед метров на тысячу, мы круто лезем вверх с разворотом вправо, чтобы выйти в атаку спереди слева. При развороте глянул вправо вниз, туда, где летела армада бомбардировщиков. Вижу: два «юнкерса», объятые пламенем, круто пошли к земле, а еще два, дымя и теряя скорость, метались на пути идущей сзади десятки. Один «юнкерс» торопливо развернулся и пошел ей навстречу, распуская за собой шлейф черного дыма. Не выдержав «лобовой атаки» горящего «юнкерса», фашисты отпрянули влево, подставив нам свои бока.
Согласованным и точным ударом советские истребители разметали вторую девятку, привели в замешательство третью, четвертую. Кто-то из фашистов, уходя от огня наших летчиков, бросил «юнкерс» в пике, кто-то принял этот маневр за сигнал для атаки наземной цели, и бомбы, предназначенные для отважных малоземельцев, посыпались в бухту...
— Всех летчиков представить к награде, — приказал генерал Вершинин, лично наблюдавший за этим боем.
. . .
май 1943г