Севрюгов С.Н. ("Так это было... Записки кавалериста (1941–1945)")

. . .

Кавалерийские колонны резвым аллюром двигались по лесной дороге. В головной походной заставе шел взвод под командой лейтенанта Ткаченко. Не прошла застава и пяти километров от переправы, как дозоры донесли, что показался противник.

Ткаченко приказал помощнику вести взвод, а сам дал шпоры коню и галопом выскочил на стоявшую в стороне высотку, поросшую молодым ельником. В полкилометре впереди, вдоль опушки леса, пылила пехотная колонна, примерно около роты. Лейтенант посмотрел вперед и на фланги колонны, но не заметил ни походной заставы, ни дозорных, ни наблюдателей. Гитлеровцы шли ровными рядами, не спеша, с закатанными по локоть рукавами и широко расстегнутыми воротниками мундиров.

— Вот, сволочи, как на пикник идут! — вслух проговорил Ткаченко. Повернувшись в седле, крикнул: — Осипчук!

Молодой солдат подъехал к командиру взвода. Ткаченко приказал:

— Галопом к старшему лейтенанту! Доложи, что навстречу по дороге идет рота противника. Я с заставой сворачиваю право, обойду лесом и обстреляю гитлеровцев с фланга.

Осипчук спустился с высотки, вытянул гнедого плетью, сразу пустил в карьер. Пыль взвихрилась из-под копыт. Застава скрылась за деревьями. Пройдя лесом метров полтораста, Ткаченко подал команду:

— К пешему бою, слеза-а-ай!..

Конники спрыгнули с седел, поспешно передавая поводья коноводам, снимали из-за спин винтовки. Лейтенант рассыпал солдат в цепь, бегом вывел на опушку леса, снова приказал:

— Ложись!.. Огонь открывать только по моей команде...

Из-за поворота дороги поднялась пыль, сквозь нее замелькали колыхающиеся ряды пехотной колонны врага. Ткаченко вскочил, срывающимся голосом закричал:

— Ого-о-онь!.. Бей их, гадов!..

Лес ожил. Затрещали винтовки, залились пулеметы...

Командир головного отряда старший лейтенант Иванкин, получив донесение Ткаченко, повел эскадрон вправо и развернул его на опушке леса. Шедший следом эскадрон старшего лейтенанта Виховского разомкнулся влево и продолжал двигаться вдоль дороги, маскируясь густым подлеском. Как только впереди послышалась стрельба, оба эскадрона перешли в полевой галоп. Через несколько минут конники выскочили на открытое поле метрах в трехстах от вражеской колонны.

Виховский выпустил коня в карьер; за ним бросились кавалеристы. Справа из леса выскочили всадники первого эскадрона. Далеко впереди их, рядом с Иванкиным, скакал политрук Бирюков, приметный по своей снежно-белой кобылице. Эскадроны с двух сторон мчались на противника.

Конная атака была настолько стремительной, что вражеская рота, уже потерявшая десятка два солдат от огневого нападения походной заставы, была сразу смята, изрублена, истоптана. Кавалеристы помчались дальше, но из леса вышла новая колонна противника. Гитлеровцы бегом рассыпались в цепь, затем залегли и открыли огонь. Эскадроны спешились. Коноводы галопом умчали коней в лес. Началась перестрелка. К противнику подходили подкрепления. Полковник Евгений Арсентьев развернул еще один эскадрон, направив его на поддержку двум головным. Полковая батарея заняла огневую позицию за высоткой, частым огнем прижала к земле поднявшихся было в атаку гитлеровцев. Командир дивизии приказал полковнику Василию Головскому развернуть свой полк правее авангарда. Завязался ожесточенный бой.

Из леса, обгоняя пехоту, вырвались темно-серые машины. На башнях были хорошо видны черные, обведенные широкими белыми полосами кресты.

— Танки!..

Лейтенант Амосов скомандовал:

— На руках выкатывай орудия на опушку!

Расчеты замерли у орудий, наводчики припали к окулярам прицелов, тонкие стволы сорокапятимиллиметровок уставились на приближавшиеся танки. А до танков уже не более трехсот метров... двести пятьдесят... двести...

— По фашистским танкам — батарея, огонь!.. — раздалась долгожданная команда. Выстрелы прогремели почти одновременно. Моментально были перезаряжены орудия.

— Батарея, огонь!.. Огонь!.. Огонь!..

— Горит... горит!.. — послышались радостные голоса.

Суровые, побледневшие лица артиллеристов озарились улыбкой. Танк, вырвавшийся вперед, резко свернул вправо, остановился, накренившись на бок. Из-под башни, быстро густея, повалил дым.

Наводчик второго орудия сержант Дулин рванул спуск. Противотанковая пушка негромко ухнула. Остановился как вкопанный еще один танк; из рваной пробоины в лобовой части вымахнул язык пламени. Остальные машины развернулись и устремились назад, под прикрытие леса. Вражеская пехота залегла. Замелькали саперные лопатки, над головами солдат вырастали черные кучки земли — гитлеровцы окапывались.

Снова загрохотали вражеские батареи. В начале войны кавалеристы окапываться не любили: в мирное время конница этим занималась мало, и теперь пришлось сильно подналечь на лопату! Обстрел продолжался минут двадцать, потом из леса снова показались танки. Из башен сверкали огни выстрелов, тянулись красные нити трассирующих пуль. Танки подползали к уткнувшейся в землю цепи эскадрона.

Политрук Бирюков, чуть приподнявшись, крикнул:

— Кто фашистов не боится, за мной! — и пополз вперед по-пластунски, прижимаясь к земле. За ним — со связками гранат, с бутылками с зажигательной жидкостью — поползли солдаты. Первым к танкам подобрался Бирюков. Что-то мелькнуло в воздухе, раздался взрыв, из-под гусениц взвихрилось пламя. Танк, окутываясь сизоватым дымом, замер в десятке шагов от приникшего к земле политрука...

Командиру дивизии доложили, что группа автоматчиков лесом обходит наши фланги, очевидно, стремясь выйти к переправе.

Начали сгущаться сумерки. Шла сильная стрельба, темноту прорезали ракеты. Все это было ново даже для людей, уже обстрелянных во время мировой и гражданской войн. Противник казался сильным, умелым, хорошо маневрирующим.

Приехал офицер связи и доложил, что комбриг Мельник решил с наступлением темноты отвести свои полки за реку. Такое же решение был вынужден принять полковник Плиев: перед его спешенными частями был обнаружен вражеский пехотный полк с артиллерией и десятком танков, боеприпасы кончались, а разъезды доносили, что с юго-запада к реке выдвигаются новые колонны противника.

Как только совсем стемнело, снялась с позиции артиллерия и начала отходить к броду; за ней потянулись спешенные полки. У переправы кавалеристы разбирали лошадей, строились, садились, эскадрон за эскадроном переправлялись на северный берег.

Противник заметил отход и вновь перешел в наступление. Гаубичные батареи непрерывно били по лесу, окружавшему брод.

Артиллерия и пулеметный эскадрон арьергардного полка уже переправились через реку Межу и заняли огневые позиции. Отошли за реку коноводы. На южном берегу остался полковник Головской с двумя эскадронами. Они медленно повзводно отходили к переправе. Гитлеровцы шли за ними, но в атаку не переходили. У самого берега вновь пришлось залечь. Командир полка приказал подпустить противника поближе.

Вражеские батареи продолжали стрелять, но снаряды рвались далеко за рекой. За спиной кавалеристов тихо плескалась неторопливая Межа. От реки несло прохладой, запахом болота.

И вот из темноты показались густые, движущиеся цепи вражеской пехоты. Солдаты шли во весь рост, полосуя ночь автоматными очередями.

Раздалась команда:

— Ого-о-онь!..

Берег опоясался вспышками выстрелов. Крики «хайль!» сменились стонами раненых. Утихли автоматчики, погасли ракеты: гитлеровцы залегли. Прекратила огонь и артиллерия.

По совершенно разбитому броду эскадроны переправились через реку и присоединились к полку. При отражении этой атаки был тяжело ранен полковник Головской.

50-я кавалерийская дивизия собралась, северным берегом Межи двинулась в направлении озера Емлень и встала здесь на дневку. В это же время 53-я кавалерийская дивизия сосредоточивалась в районе озера Пловное.

. . .

июль 1941г